Серия: Мемуарство / Юность
— Давай ты первая.
— Нет, давай ты…
— Ну ладно, только не дергай меня и привяжи покрепче. Перчатки, перчатки неси на всякий случай!
— Верка! Давай перчатки.
— Щас! На, держи.
— Ну, ты что принесла, а?! Кожаных что ли нет?! — я с досадой швырнула в Верку элегантными гипюровыми перчатками.
— Есть, есть, у бати есть зимние кожаные, щас достану. — Верка полезла в шифоньер за перчатками своего бати. Того самого, который сейчас на кухне разогревал суп. И убил бы нас с Люсей, если бы знал, что мы находимся в его квартире, вот тут, в комнате, вместе с его дочкой Верунчиком. Ибо Верунчик в это время мотала недельный срок домашнего ареста, и еще ей было строго-настрого наказано не водиться с такими хулиганками, как Танька и Люська, и даже, избави Бог, подходить к ним ближе, чем на три метра, иначе — ахтунг: отвинчивание головы, обламывание рук и ног, надирание жопы и прочее садо-мазо.
Санкции были наложены за то, что мы (Танька и Люська) научили Верку, как он считал, курить и тырить у родного отца папиросы и подговорили ее встречаться с Пряником (мальчиком из соседнего подъезда, в которого Верка была влюблена до обморока).
Врать не буду — курить мы Верку действительно научили, но только после того, как она проела нам с Люсьеной всю плешь, гундя и приставая и таскаясь за нами всюду по потаенным курильным местам нашего района.
Но вот насчет Пряника — извините! Тут мы вовсе не причем. Даже наоборот — Славка Пряник бегал за мной, а на Верку и смотреть не хотел. Но Верка была влюблена как кошка, страдала от неразделенных чувств денно и нощно, рыдала, мечтала даже повеситься или отравиться. Причем у нее совершенно отсутствовала какая-либо ревность ко мне, напротив — наша дружба стала крепче от такого пикантного расклада. Верка считала необходимым каждый день приходить с докладом о своих чувствах и деспотически вменяла мне в обязанность выслушивание и утешение. А еще она взяла за обычай караулить бедного Пряника возле подъезда до полуночи, где и была уже дважды застукана возвращавшимся с ночной батей.
Первый раз дядя Миша не придал особого значения поздним прогулкам дочки, просто молча схватил ее за косу и поволок домой. Но второй случай заставил его насторожиться, и он мастерски выбил из Верунчика признание в запретных чувствах к мальчику Прянику. Вспомнив, что не так давно застукал любимую дочу с поличным — сидящей на толчке с его папироской в зубах, вломил еще. Верка выла.
Хотя батя и был возмущен поведением дочери, уронившей честь и достоинство советской девушки ниже плинтуса, но любящее родительское сердце никак не хотело смиряться с отсутствием у чада девичьей гордости. И, как большинство родителей в таких случаях, он стал искать виноватого на стороне. А ходить далеко не надо — вот они, две подружки, две соседки, не разлей вода: Танька (это я) да Люська — оторвы и хулиганки.
Мы с Люсей, стоя на лестничной площадке, долго слушали, как из-за двери Веркиной квартиры доносился ее монотонный вой, перебиваемый выкриками дяди Миши:
— Б**дь шлюховатая! Я тебе покажу, как за парнями бегать! Неделю дома сидеть будешь. И подружкам своим скажи — чтоб за сто метров тебя обходили. Увижу вместе — поубиваю.
Но мы были в том возрасте, когда родительские авторитеты ниспровергаются и на смену им приходят авторитеты дворовых лидеров. А потому, презрев все запреты и угрозы, уже на следующий день воссоединились. Хотя это было и нелегко.
Была суббота, и дядя Миша, нагруженный пакетами с сахаром, с раннего утра уехал на дачу. Там тетя Надя, Веркина мама, уже вторую неделю варила смородиновое варенье.
Сама Верка, с этого же раннего утра изнемогала от одиночества и невысказанных планов по охмурению Пряника. Как только за батей закрылась дверь, она перегнулась животом через балконное перильце и повисла вниз головой над палисадником бабушки Зины, жуя печенье и высматривая, не появится ли кто внизу. А когда баба Зина пришла нарвать укропу для окрошки, Верка, осыпая ее голову крупными слезами и крошками от печенья, умолила-таки старушку найти кого-нибудь из нас и привести под балкон. Добрая баба Зина вскарабкалась за мной на второй этаж, я сбегала за Люсей на третий, и мы обе пошли за дом, к Веркиному балкону. Верка, к слову, тоже жила на третьем.
Коротко посовещались под балконом и решили, что Верке выходить не надо — соседи могут настучать дяде Мише, лучше мы к ней поднимемся.
Так и сделали. Не буду утомлять долгим описанием, как мы курочили замок: у каждой из нас на ту пору имелся криминальный опыт взломов дверей, дверок и дверец с помощью самых разнообразных подручных инструментов — надо же было как-то добывать запретные книжки, десерты, курево и прочий подростковый дефицит.
В общем, когда дверь открылась, Верка схватила меня за руку и сразу поволокла на кухню рассказывать, какой ей приснился сон про Пряника. Люсьена устремилась в гостиную к радиоле. Вскоре зазвучала «Twist and Shout» — Люся оттачивала стиль для предстоящих вечером танцев. Мне тоже хотелось, но Верка все гундела и гундела про Пряника, смоля отцовские папиросы и шмыгая носом. Но скоро ей самой надоело, и мы втроем устроили дикий пляс. Плясали вдохновенно и долго. Утомились и занялись традиционной женской забавой, мейк-апом, позаимствовав для этой цели тети Надину косметику.
Макияж как вид искусства тоже требует вдохновенья. Мы, слегка пихая друг друга плечами, затихли перед зеркальной дверцей шифоньера, слышно было только, как Верка сопела, высунув кончик языка, у нее аденоиды. Вдруг в этом временном затишье как гром с ясного неба раздался скрежет ключа в замочной скважине. Мы замерли, а Верка вздрогнула, и ее рука сама собой нарисовала бровь не там, где ей предназначено быть природой.
— Кабздец, девочки, — обреченным шепотом промолвила она, — батя вернулся. Сейчас убивать будет… всех.
— Не дамся! Уйдем с балкона, — сказала сообразительная и решительная Люся. — Иди, отвлекай его, уведи на кухню, в комнату не пускай.
Верка кинулась из комнаты, а мы — на балкон. Через минуты три она вернулась и прошипела:
— Электричку отменили, а потом перерыв до двух часов, вот он и вернулся. Суп греть поставил, сейчас пожрет и придет поспать полчасика… Злющий!..
Люся скомандовала:
— Тащи веревку скорей, да смотри, не пускай его в комнату.
В руках у Верки мгновенно невесть откуда появился моток толстой прочной веревки. Мы стали прилаживать ее к перильцам балкона.
— Давай ты первая. — В открывшейся перспективе экстремального спуска вид с третьего этажа совсем перестал меня радовать.
— Нет, давай ты… — Люсина решительность тоже куда-то делась. — Кто у нас юный космонавт? Ты же прыгала с парашютной вышки, сама рассказывала.
— Ну ладно, только не дергай меня и привяжи покрепче. И перчатки принеси на всякий случай!
— Верка! — шепотом заорала Люся. — Давай перчатки.
— Щас! На, держи.
— Ну ты что принесла, а?! Кожаных нет?! — я с досадой отшвырнула элегантные гипюровые перчатки.
— Есть, у бати есть зимние кожаные, щас достану. — Верка полезла в шифоньер за батиными перчатками.
В животе у меня стало холодно и пусто. Если честно, я предпочла бы сдаться дяде Мише, но не хотелось подводить девчонок.
Двадцать секунд — и я готова к полету: туфли на мне, куртка на мне, как трудно застегнуть легкую кожаную курточку дрожащими пальцами… Перчатки, всё. «Заправлены в планшеты космические карты…» Очки! Где мои фирменные солнечные очки!
Люся косо напяливает на меня очки.
Перегнулась, навалившись животом на перила, посмотрела вниз… Уговариваю себя: «Подосинкина, у тебя же по канату пятерка… И с парашютом ты прыгала…»
Жутко страшно, но деваться некуда — позади стоят бледные Люська и Верка и весь Клуб юных космонавтов в полном составе.
— Девочки, поддержите меня, пока перелезу.
Вот уже стою за балконной оградой, держась за веревку, на мысках туфель, каблуки не касаются поверхности. Солнце сегодня какое яркое, на небе ни облачка, синева… передо мной два белых лица с круглыми глазами — Люся и Вера. В глубине квартиры раздается какой-то шум, Верка исчезает, а у Люси глаза становятся еще больше, и она машет на меня руками.
Я крепче сжимаю веревку, сгибаю колени, но никак не могу оторвать ноги от балкона, и только мысль о том, что случайному прохожему снизу может открыться обо мне слишком много, заставляет меня опустить сначала одну ногу, потом другую…
Веревка ужасно скользкая, интересно, это не та, на которой Верка повеситься хотела? Ну просто как намыленная — я ничего не почувствовала, просто съехала по ней, и все.
Каблуки до упора вошли в ухоженную бабой Зиной землю на клумбочке с львиным зевом, даже пришлось выйти из туфель и выдирать их руками. Замечаю, что за палисадом стоят две тетки и смотрят на меня во все глаза, не то восхищенно, не то укоризненно качая головами:
— Вот это космонавтка! Как она с третьего этажа слетела… Ты глянь, Лид, в очках, как шпионка, и куртка-то у нее кожаная. Ну, молодежь пошла…
Я посмотрела на себя их глазами: мини-юбка, туфли на каблуках, черные очки и кожаные перчатки, спустилась по веревке с балкона… И в перспективе сразу же наметился шанс посетить отделение милиции. Поспешно обулась и независимой, но резвой походкой пошла в сторону подъезда.
* * *
Когда я поднималась на свой второй этаж, из Веркиной квартиры по всем лестничным пролетам нашего подъезда неслась отборная дяди Мишина ругань — Люсьена так и не отважилась на экстрим.
А у меня на душе праздник — слабо ей теперь ржать над моими занятиями в КЮКе!